Какой-такой павлын-мавлын?
В нежном возрасте я свалял большого дурака. Был у меня как бы друг, даже и не то что бы друг, а так... финтифлюшка. 
Мне явно не хватало уже романтических свиданий, но долг и жадность прочно удерживали меня за конторкой, и круг общения, постоянно сужаясь наконец коллапсировал. А вот это фуфло осталось, затем чтобы я мог шлифовать свое знание человеческой натуры. Фуфло было некрасивым, прямо скажем, оно выглядело как органический психопат, воспитанный на звероферме, но затем взятый в любовники миллионером. Отмытый, надушенный, причесанный, наряженный в какие-то странные шмотки, то ли мужские , то ли младенческие, он представал передо мной периодически и жрал. Жрать он умел и любил, и смотреть как он жрет было почетно. Не каждый удостаивался чести наблюдать за его жраньем. Он откусывал, чавкал, перемалывал, обсасывал и смаковал - и при этом рассуждал о вещах великих и необычных. Его разговоры были гламурны, и все они делались под коприку: одну и ту же речь он мог повторять многократно, передо мной или перед другими избранными. Самой пикантной была его способнось строить многозначные фразы, глубокомысленные и обтекаемые, как элитный гальюн, и голос его звучал так же музыкально. Как бы резко и принципиально не высказывался он, его речь никогда никого бы не задела - она была безвреднее младенческой пустышки. Этот человек был рожден для демагогии и политики, даже Горбачев был перед ним бледен. Хотя судьба не наделит его властью, нет-с, моя прелес-с-сть. Судьба дама утонченная, опытная и боится двусмысленности...
Мне явно не хватало уже романтических свиданий, но долг и жадность прочно удерживали меня за конторкой, и круг общения, постоянно сужаясь наконец коллапсировал. А вот это фуфло осталось, затем чтобы я мог шлифовать свое знание человеческой натуры. Фуфло было некрасивым, прямо скажем, оно выглядело как органический психопат, воспитанный на звероферме, но затем взятый в любовники миллионером. Отмытый, надушенный, причесанный, наряженный в какие-то странные шмотки, то ли мужские , то ли младенческие, он представал передо мной периодически и жрал. Жрать он умел и любил, и смотреть как он жрет было почетно. Не каждый удостаивался чести наблюдать за его жраньем. Он откусывал, чавкал, перемалывал, обсасывал и смаковал - и при этом рассуждал о вещах великих и необычных. Его разговоры были гламурны, и все они делались под коприку: одну и ту же речь он мог повторять многократно, передо мной или перед другими избранными. Самой пикантной была его способнось строить многозначные фразы, глубокомысленные и обтекаемые, как элитный гальюн, и голос его звучал так же музыкально. Как бы резко и принципиально не высказывался он, его речь никогда никого бы не задела - она была безвреднее младенческой пустышки. Этот человек был рожден для демагогии и политики, даже Горбачев был перед ним бледен. Хотя судьба не наделит его властью, нет-с, моя прелес-с-сть. Судьба дама утонченная, опытная и боится двусмысленности...